Полная биография Булгакова: жизнь и творчество. Жизнь и загадочная смерть михаила булгакова Чем болел булгаков в последние годы жизни

«Энциклопедия Смерти. Хроники Харона»

Часть 2: Словарь избранных Смертей

Умение хорошо жить и хорошо умереть - это одна и та же наука.

Эпикур

БУЛГАКОВ Михаил Афанасьевич

(1891 - 1940) русский писатель

Его болезнь открылась осенью 1939 года во время поездки в Ленинград. Диагноз был таков: остроразвивающаяся высокая гипертония, склероз почек. Вернувшись в Москву, Булгаков слег уже до конца своих дней.

"Я пришел к нему в первый же день после их приезда,- вспоминает близкий друг писателя, драматург Сергей Ермолинский. - Он был неожиданно спокоен. Последовательно рассказал мне все, что с ним будет происходить в течение полугода - как будет развиваться болезнь. Он называл недели, месяцы и даже числа, определяя все этапы болезни. Я не верил ему, но дальше все шло как по расписанию, им самим начертанному... Когда он меня звал, я заходил к нему. Однажды, подняв на меня глаза, он заговорил, понизив голос и какими-то несвойственными ему словами, словно стесняясь:

Чего-то я хотел тебе сказать... Понимаешь... Как всякому смертному, мне кажется, что смерти нет. Ее просто невозможно вообразить. А она есть.

Он задумался и потом сказал еще, что духовное общение с близким человеком после его смерти отнюдь не проходит, напротив, оно может обостриться, и это очень важно, чтобы так случилось... Жизнь обтекает его волнами, но уже не касается его. Одна и та же мысль, днем и ночью, сна нет. Слова встают зримо, можно, вскочив, записать их, но встать нельзя, и все, расплываясь, забывается, исчезает. Так пролетают над яром прекрасные сатанинские ведьмы, как долетают они в его романе. И реальная жизнь превращается в видение, оторвавшись от повседневности, опровергая ее вымыслом, чтобы сокрушить пошлую суету и зло.

Почти до самого последнего дня он беспокоился о своем романе, требовал, чтобы ему прочли то ту, то другую страницу... Это были дни молчаливого и ничем не снимаемого страдания. Слова медленно умирали в нем... Обычные дозы снотворного перестали действовать...

Весь организм его был отравлен, каждый мускул при малейшем движении болел нестерпимо. Он кричал, не в силах сдержать крик. Этот крик до сих пор у меня в ушах. Мы осторожно переворачивали его. Как ни было ему больно от наших прикосновений, он крепился и, даже тихонько застонав, говорил мне едва слышно, одними губами:

Ты хорошо это делаешь... Хорошо...

Он ослеп.

Он лежал голый, лишь с набедренной повязкой. Тело его было сухо. Он очень похудел... С утра приходил Женя, старший сын Лены (сын Елены Сергеевны Булгаковой от первого брака). Булгаков трогал его лицо и улыбался. Он делал это не только потому, что любил этого темноволосого, очень красивого юношу, по-взрослому холодновато-сдержанного,- он делал это не только для него, но и для Лены. Быть может, это было последним проявлением его любви к ней - и благодарности.

10 марта в 4 часа дня он умер. Мне почему-то всегда кажется, что это было на рассвете. На следующее утро,- а может быть, в тот же день, время сместилось в моей памяти, но, кажется, на следующее утро - зазвонил телефон. Подошел я. Говорили из Секретариата Сталина. Голос спросил:

Правда ли, что умер товарищ Булгаков?

Да, он умер.

Тот, кто говорил со мной, положил трубку".

К воспоминаниям Ермолинского следует добавить несколько записей из дневника жены Булгакова Елены Сергеевны. Она свидетельствует, что в последний месяц жизни он был углублен в свои мысли, смотрел на окружающих отчужденными глазами. И все же, несмотря не физические страдания и болезненное душевное состояние, он находил в себе мужество, чтобы, умирая, шутить "с той же силой юмора, остроумия". Продолжал он и работу над романом "Мастер и Маргарита".

Вот последние записи из дневника Е. С. Булгаковой:

Продиктовал страничку (о Степе - Ялта).

Работа над романом.

Ужасно тяжелый день. "Ты можешь достать у Евгения револьвер?"

Сказал: "Всю жизнь презирал, то есть не презирал, а не понимал... Филемон и Бавкида... и вот теперь понимаю, это только и ценно в жизни".

Мне: "Будь мужественной".

Утром, в 11 часов. "В первый раз за все пять месяцев болезни я счастлив... Лежу... покой, ты со мной... Вот это счастье... Сергей в соседней комнате".

12.40:

"Счастье - это лежать долго... в квартире... любимого человека... слышать его голос... вот и все... остальное не нужно..."

В 8 часов (Сергею) "Будь бесстрашным, это главное".

Утром: "Ты для меня все, ты заменила весь земной шар. Видел во сне, что мы с тобой были на земном шаре". Все время весь день необычайно ласков, нежен, все время любовные слова - любовь моя... люблю тебя - ты никогда не поймешь это.

Утром - встреча, обнял крепко, говорил так нежно, счастливо, как прежде до болезни, когда расставались хоть ненадолго. Потом (после припадка): умереть, умереть... (пауза)... но смерть все-таки страшна... впрочем, я надеюсь, что (пауза)... сегодня последний, нет предпоследний день...

Без даты.

Сильно, протяжно, приподнято: "Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!" - Как заклинание. Буду любить тебя всю мою жизнь...- Моя!

"О, мое золото!" (В минуту страшных болей - с силой). Потом раздельно и с трудом разжимая рот: го-луб-ка... ми-ла-я. Записала, когда заснул, что запомнила. "Пойди ко мне, я поцелую тебя и перекрещу на всякий случай... Ты была моей женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной... Когда я слышал стук твоих каблучков... Ты была самой лучшей женщиной в мире. Божество мое, мое счастье, моя радость. Я люблю тебя! И если мне суждено будет еще жить, я буду любить тебя всю мою жизнь. Королевушка моя, моя царица, звезда моя, сиявшая мне всегда в моей земной жизни! Ты любила мои вещи, я писал их для тебя... Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жена, жизнь моя!" До этого: "Любила ли ты меня? И потом, скажи мне, моя подруга, моя верная подруга..."

16.39. Миша умер".

И еще один штрих. Валентин Катаев, которого Булгаков недолюбливал и даже однажды публично назвал "жопой", рассказывает, как навестил Булгакова незадолго до смерти. "Он (Булгаков) сказал по своему обыкновению:

Я стар и тяжело болен. На этот раз он не шутил. Он был действительно смертельно болен и как врач хорошо это знал. У него было измученное землистое лицо. У меня сжалось сердце.

К сожалению, я ничего не могу вам предложить, кроме этого,- сказал он и достал из-за окна бутылку холодной воды. Мы чокнулись и отпили по глотку. Он с достоинством нес свою бедность.

Я скоро умру,- сказал он бесстрастно. Я стал говорить то, что всегда говорят в таких случаях,- убеждать, что он мнителен, что он ошибается.

Я даже могу вам сказать, как это будет,- прервал он меня, не дослушав.- Я буду лежать в гробу, и, когда меня начнут выносить, произойдет вот что: так как лестница узкая, то мой гроб начнут поворачивать и правым углом он ударится в дверь Ромашова, который живет этажом ниже.

Все произошло именно так, как он предсказал. Угол его гроба ударился в дверь драматурга Бориса Ромашова..."

Темы Михаила Булгакова – помните научную работу с определением следов морфия и маркеров нефросклероза? Теперь же мы в двух постах представляем вам клиническую картину болезни и смерти великого писателя. А опираться мы будем на замечательную статью Л.И. Дворецкого “Болезнь и смерть Мастера (о болезни Михаила Булгакова)”, опубликованную в апрельском номере журнала “Клиническая нефрология” за 2010 год.

В 1932 году писатель Михаил Булгаков предупредил свою новую избранницу Елену Сергеевну: «Имей в виду, я буду очень тяжело умирать, - дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках ».

Булгаков с женой Еленой

До смерти писателя оставалось восемь лет, за которые он доделает и почти закончит великое произведение «Мастер и Маргарита», в котором тоже будут намёки на внезапную смерть (помните буфетчика Сокова: «...Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате».)…

За шесть месяцев с появления первых симптомов болезнь развилась до мучительной, жестокой смерти: в последние три недели Булгаков ослеп, был измучен ужасными болями и прекратил редактировать роман. Что же за болезнь так жестоко обошлась с писателем? Тем более, что он регулярно проходил обследования, не обнаруживших никаких соматических патологий. Тем не менее, невротические расстройства у него уже наблюдались.

Так, в архиве М.А. Булгакова найден врачебный бланк с медицинским заключением:

“22.05.1934. Сего числа мною установлено, что у М.А. Булгакова имеется резкое истощение нервной системы с явлениями психостений, вследствие чего ему предписаны покой, постельный режим и медикаментозное лечение.
Тов. Булгаков сможет приступить к работе через 4–5 дней. Алексей Люцианович Иверов. Врач Московского художественного театра”.

О подобных невротических состояниях и попытках их лечения упоминает и сама Елена Сергеевна Булгакова в дневниках 1934 г:

“13-го мы выехали в Ленинград, лечились там у доктора Полонского электризацией”.

“13 октября. У М.А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества. Думает, не обратиться ли к гипнозу?”

“20 октября. М.А. созвонился с Андреем Андреевичем (А.А. Аренд. – Л.Д.) по поводу свидания с доктором Бергом. М.А. решил лечиться гипнозом от своих страхов”.

“19 ноября. После гипноза у М.А. начинают исчезать припадки страха, настроение ровное, бодрое и хорошая работоспособность. Теперь – если бы он мог еще ходить один по улице”.

“22 ноября. В десять часов вечера М.А. поднялся, оделся и пошел один к Леонтьевым. Полгода он не ходил один”.

В письмах к Викентию Вересаеву, тоже врачу по профессии (помните его «Записки врача», Булгаков признавался: “Болен я стал, Викентий Викентьевич. Симптомов перечислять не стану, скажу лишь, что на деловые письма перестал отвечать. И бывает часто ядовитая мысль – уж не совершил ли я в самом деле свой круг? Болезнь заявляла о себе крайне неприятными ощущениями «темнейшего беспокойства», «полной безнадежности, нейрастенических страхов»”.

Викентий Вересаев

«Соматика» манифестировалась в сентябре 1939 года.

Именно с того времени вел отсчет своей болезни и сам Булгаков, о чем говорил жене, записавшей в дневнике его слова 11.02.1940 (за месяц до смерти): “…в первый раз за все пять месяцев болезни я счастлив… Лежу… покой, ты со мной… Вот это счастье…” .

В сентябре 1939 г. после серьезной для него стрессовой ситуации (отзыв писателя, отправившегося в командировку для работы над пьесой о Сталине) Булгаков решает уехать в отпуск в Ленинград. Он пишет соответствующее заявление в дирекцию Большого театра, где работал консультантом репертуарной части. И в первый же день пребывания в Ленинграде, прогуливаясь с женой по Невскому проспекту, Булгаков почувствовал вдруг, что не различает надписей на вывесках.

Подобная ситуация однажды уже имела место в Москве – до поездки в Ленинград, о чем писатель рассказывал своей сестре, Елене Афанасьевне: “О первой замеченной потере зрения – на мгновенье (сидел, разговаривал с одной дамой, и вдруг она точно облаком заволоклась – перестал ее видеть). Решил, что это случайно, нервы шалят, нервное переутомление” .

Встревоженный повторившимся эпизодом потери зрения, писатель возвращается в гостиницу Астория. Срочно начинаются поиски врача-окулиста, и 12 сентября Булгакова осматривает ленинградский профессор Н.И. Андогский:

“Острота зрения: пр. глаз – 0,5; левый – 0,8. Явления пресбиопии. Явления воспаления зрительных нервов в обоих глазах с участием окружающей сетчатки: в левом – незначительно, в правом – более значительно. Сосуды значительно расширены и извиты.

Очки для занятий: пр. + 2,75 Д; лев. +1,75 Д.
Sol.calcii chlorati cristillisiti 5% -200,0. По 1 ст. л. 3 раза в
день.
12.09.1939. Проф. Н.И. Андогский, пр-т Володарского,
10, кв. 8”.

Профессор говорит ему: «Ваше дело плохо». Булгаков, сам врач, понимает, что всё еще хуже: примерно в 40 лет именно так началась болезнь, унесшая жизнь его отца в 1907 году. Он возвращается из отпуска раньше срока, 15 сентября 1939 года.

Поначалу – осмотры окулиста.

28.09.1939. Окулист: “Двусторонний neuritis optici на левом глазу меньше без кровоизлияний и белых очагов, на правом явления выражены резче: есть отдельные кровоизлияния и белые очаги V.OD приблизительно и без стекол около 0,2. V.OS больше 0,2. Поле зрения при исследовании руками не расширено.

30.09.1939. “Исследование будет повторено c исследованием остроты зрения таблицами. Пиявки можно будет повторить. В глаза два раза в день Пилокарпин и Дионин”. Проф. Страхов.

30.09.1939. Повторный осмотр окулиста: “Neuritis optici с кровоизлияниями”.

Как видно, на глазном дне выявлены изменения, характерные для тяжелой артериальной гипертонии, о наличии которой у Булгакова до развившихся событий нигде нет упоминаний в имеющихся доступных материалах. Впервые об истинных цифрах АД у писателя мы узнаем только после появления глазных симптомов.

“20.09.1939. Поликлиника Наркомздрава СССР (Гагаринский пр-т, 37). Булгаков М.А. Кровяное давление по Короткову Махim. -205/ Minim. 120 mm” . На следующий день, 21.09.1939, состоялся домашний визит доктора Захарова, который отныне будет курироватМ.А. Булгакова до его последних дней. Выписаны приходной ордер за визит (12 руб. 50 коп.) и рецепт на приобретение 6 пиявок (5 руб. 40 коп).

Чуть позже очень тревожные результаты даёт анализ (ы) крови:

“Исследование № 47445,46 больного М.А. Булгакова от 25.09.1939
Количество остаточного азота в крови по методу Асселя – 81,6 мг% (норма – 20–40 мг%). Реакция на индикан по методу Газа дала следы.
02.10.1939. К-во остаточного азота по методу Асселя – 64, 8 мг% (норма – 20–40 мг%). Р-ция на индикан – отрицательная.
09.10.1939. Остаточного азота 43,2 мг% (норма – 20–40 мг%) индикан – отрицательный”.

Диагноз становится ясен: хроническая почечная недостаточность. Булгаков сам себе его ставит тоже. В письме от 10.1939 к киевскому другу молодости Гшесинскому Булгаков сам озвучивает характер своего заболевания: “Вот настал и мой черед, у меня болезнь почек, осложнившаяся расстройством зрения. Я лежу, лишенный возможности читать, писать и видеть свет…” “Ну про что тебе сказать? Левый глаз дал значительные признаки улучшения. Сейчас, правда, на моей дороге появился грипп, но авось он уйдет, ничего не напортив...”

Осматривавший его в том же октябре профессор Мирон Семенович Вовси, авторитетный клиницист, один из консультантов Лечсанупра Кремля, имеющий опыт работы в области патологии почек, автор вышедшей впоследствии монографии “Болезни органов мочеотделения”, подтвердил диагноз, и, прощаясь, сказал жене писателя, что даёт ему всего три дня жизни. Булгаков прожил еще полгода.

Михаил Вовси

Состояние Булгакова неуклонно ухудшалось. По имеющейся подборке рецептов можно предполагать о наличии ведущих клинических симптомов и их динамике. По-прежнему в связи с головными болями продолжали выписываться анальгетические препараты – чаще всего в виде сочетания пирамидона, фенацетина, кофеина, иногда вместе с люминалом. Инъекции сернокислой магнезии, пиявки и кровопускания были основным средством лечения артериальной гипертонии. Так, в одной из записей в дневнике Е.С. Булгаковой находим: “09.10.1939. Вчера большое кровопускание – 780 г, сильная головная боль. Сегодня днем несколько легче, но приходится принимать порошки”.

Союз писателей СССР принимает по мере возможностей участие в судьбе коллеги. Булгакова посещает дома председатель Союза писателей Александр Фадеев, о чем находим запись в дневниках Е.С: “18 октября. Сегодня два звонка интересных. Первый – от Фадеева о том, что он завтра придет Мишу навестить…”. По решению Союза писателей ему оказывается материальная помощь в размере 5000
руб. В ноябре 1939 г. на заседании Союза писателей СССР рассматривается вопрос о направлении Булгакова с женой в правительственный санаторий “Барвиха”.

Александр Фадеев

Вызывает некоторое удивление сам факт направления больного с тяжелой, практически терминальной почечной недостаточностью на санаторное лечение. Не исключено, что это была всего лишь “милосердная” акция со стороны властных структур, озвученная СП СССР по отношению к больному писателю как бы в знак лояльности и заботы о нем. Ведь для пациента с ХПН санаторий – это не самое
подходящее место пребывания для лечения. В декабре 1939 г., за три месяца до смерти, Булгаков не относился к категории “санаторных больных”. Именно поэтому по его просьбе, поддержанной Союзом писателей, с ним в санаторий направлялась его жена.

Основным методом лечения Булгакова там были тщательно разработанные диетические мероприятия, о чем писатель пишет из санатория сестре Елене Афанасьевне:

“Барвиха. 3.12.1939
Дорогая Леля!

Вот тебе новости обо мне. В левом глазу обнаружено значительное улучшение. Правый глаз от него отстает, но тоже пытается сделать что-то хорошее… По словам докторов, выходит, что раз в глазах улучшение, значит, есть улучшение в процессе почек. А раз так, то у меня надежда зарождается, что на сей раз я уйду от старушки с косой… Сейчас меня немного подзадержал в постели грипп, а ведь я уже начал выходить и был в лесу на прогулках. И значительно окреп…. Лечат меня тщательно и преимущественно специально подобранной и комбинированной диетой. Преимущественно овощи во всех видах и фрукты…”.

В этих строках писатель все-таки еще сохраняет веру в улучшение своего состояния и возможность вернуться к литературной деятельности.

К сожалению, возлагавшиеся надежды (если таковые вообще возлагались) на “санаторную услугу” писателю Булгакову не оправдались. Возвратившись из санатория “Барвиха” в угнетенном состоянии, не ощутив практически никакого улучшения и осознав свое трагическое положение, Булгаков пишет в декабре 1939 г. своему давнему другу-медику Александру Гдешинскому в Киев:

“...ну вот я и вернулся из санатория. Что же со мною?.. Если откровенно и по секрету тебе сказать, сосет меня мысль, что вернулся я умирать. Это меня не устраивает по одной причине: мучительно, канительно и пошло. Как известно, есть один приличный вид смерти – от огнестрельного оружия, но такового у меня, к сожалению, не имеется. Поточнее говоря о болезни: во мне происходит ясно мной ощущаемая борьба признаков жизни и смерти. В частности, на стороне жизни – улучшение зрения. Но довольно о болезни! Могу лишь добавить одно: к концу жизни пришлось пережить еще одно разочарование – во врачах-терапевтах. Не назову их убийцами, это было бы слишком жестоко, но гастролерами, халтурщиками и бездарностями охотно назову. Есть исключения, конечно, но как они редки! Да и что могут помочь эти исключения, если, скажем, от таких недугов, как мой, у аллопатов не только нет никаких средств, но и самого недуга они порою не могут распознать.
Пройдет время, и над нашими терапевтами будут смеяться, как над мольеровскими врачами. Сказанное к хирургам, окулистам, дантистам не относится. К лучшему из врачей, Елене Сергеевне, также. Но она одна справиться не может, поэтому принял новую веру и перешел к гомеопату. А больше всего да поможет нам всем больным – Бог! <...>”.

Состояние продолжило ухудшаться:

Из дневника Е.С. Булгаковой: “24 января. Плохой день. У Миши непрекращающаяся головная боль. Принял четыре усиленных порошка – не помогло. Приступы тошноты. Вызвала на завтра утром дядю Мишу – Покровского (дядя М.А. Булгакова по матери, врач. – Л.Д.). А сейчас – одиннадцать часов вечера – позвонила к Захарову. Узнав о состоянии Миши, вышел к нам – придет через 20 минут”.

03.02.1940. Булгакова консультирует профессор Владимир Никитич Виноградов, личный врач И.В. Сталина, впоследствии чуть было не погибший по «делу врачей». Приведем рекомендации проф. В.Н. Виноградова:

“1. Режим – отход ко сну в 12 часов ночи.
2. Диета – молочно-растительная.
3. Питье не более 5 стаканов в сутки.
4 Порошки папаверина и др. 3 р/день.
5. (сестре) Инъекции Myol/+Spasmol gj 1,0 каждого.
6. Ежедневно ножные ванны с горчицей 1 ст. л.,
10 часов вечера.
7 На ночь микстура с хлоралгидратом, 11 часов
вечера.
8. Глазные капли утром и вечером”.

Владимир Виноградов

Вот так велись больные хронической почечной недостаточностью всего лишь три четверти века назад! Приведенные рекомендации отражают представления врачей того времени о ведении больных хронической почечной недостаточностью, но сегодня имеют не более чем исторический интерес.

Сергей Ермолинский

О последних днях умирающего писателя так вспоминал друг Булгакова, режиссер и сценарист Сергей Ермолинский:

“Это были дни молчаливого нравственного страдания. Слова медленно умирали в нем... Обычные дозы снотворного перестали действовать.

И появились длиннющие рецепты, испещренные кабалистическими латинизмами. По этим рецептам, превосходившим все полагающиеся нормы, перестали отпускать лекарства нашим посланцам: яд. Мне пришлось самому пойти в аптеку, чтобы объяснить, в чем дело. <...> Я поднялся в зал, попросил заведующего. Он вспомнил Булгакова, своего обстоятельного клиента, и, подавая мне лекарство, печально покачал головой. <...> Ничего уже не могло помочь.
Весь организм его был отравлен... …он ослеп. Когда я наклонялся к нему, он ощупывал мое лицо руками и узнавал меня. Лену (Елену Сергеевну. – Л.Д.) он узнавал по шагам, едва только она появлялась
в комнате. Булгаков лежал на постели голый, в одной набедренной повязке (даже простыни причиняли ему боль), и вдруг спросил меня: “Похож я на Христа?..” Тело его было сухо. Он очень похудел...” (запись 1964–1965 гг.).

Свои дневники, ведшиеся на протяжении 7 лет, Е.С. Булгакова заканчивает с последним вздохом Михаила Афанасьевича: “10.03.1940. 16 часов. Миша умер”.

Продолжение следует.

Следить за обновлениями нашего блога можно и через его

Михаил Булгаков родился 15 мая 1891 года в многодетной семье профессора Киевской духовной академии Афанасия и Варвары Михайловны Булгаковых. Михаил был старшим из семи детей - у него было еще четыре сестры и два брата.

Начало

Как признавался сам Михаил, его юность прошла "беспечально" в красивом городе на днепровских кручах, об уюте шумного и теплого родного гнезда на Андреевском спуске, сияющих перспективах будущей вольной и прекрасной жизни.

Мама воспитывала детей "твердой рукой", никогда не сомневаясь, что есть есть добро, а что – зло. Отец передл детям свое трудолюбие и любовь к учебе. В семье Булгаковых царил "авторитет знания и презрения к невежеству".

Когда Михаилу было 16 лет, отец умер от болезни почек. Вскоре после этого Михаил поступил на медицинский факультет Киевского университета. Аргументами, повлиявшими в пользу медицины, стали независимость будущей деятельности и интерес к "устройству человека", равно как и возможность ему помочь.

Будучи на втором курсе, Михаил женился, вопреки воле матери женится на юной Татьяне Лаппа, только что окончившей гимназию.

Полевой врач

Доучиться Михаилу не удалось из-за начала Первой мировой войны. Весной 1916 года он добровольно отправился работать в один из киевских госпиталей. Как военный врач он имел насыщенное боевое прошлое и немалый фронтовой опыт. А осенью того же года Булгаков уже как доктор получил первое назначение - в маленькую земскую больницу в Смоленской губернии.

Морфист

Отказ от медицинской практики

В конце февраля 1919 года Булгакова мобилизовали в Украинскую армию, а в августе 1919- го уже служил военврачом в Красной Армии. В октябре того же года Михаил перешел в Армию Южной России, где служил врачом в казачьем полку и воевал на Северном Кавказе.

Кстати, то, что Булгаков остался в России, было лишь следствием стечения обстоятельств: он лежал в тифозной горячке, когда белая армия и сочувствующие ей покидали страну.

По выздоровлении Михаил Булгаков оставил медицину и начал сотрудничать с газетами. Одна из первых его публицистических статей называется "Грядущие перспективы", в котором автор, не скрывающий приверженности белой идее, пророчит долгое отставание России от Запада.

Позже вышли в свет такие его произведения, как "Необыкновенные приключения доктора" , "Записки на манжетах", "Дьяволиада", "Роковые яйца", "Собачье сердце" и другие.

В это время он разводится со своей первой женой Татьяне и женится на Любови Белозерской (пара познакомилась в 1924 году на вечере, устроенном редакцией "Накануне" в честь писателя Алексея Николаевича Толстого, поженили 30 апреля 1925 года).

"Мастер и Маргарита"

Самый известный роман писателя, принесший ему посмертную мировую славу, был посвящен возлюбленной писателя Елене Сергеевне Шиловской.

Роман первоначально задумывался как апокрифическое "евангелие от дьявола", а будущие заглавные герои в первых редакциях текста отсутствовали. С годами первоначальный замысел усложнялся, трансформировался, вобрав в себя судьбу самого писателя.

Позже в роман вошла женщина, ставшая его третьей женой - Елена Шиловская. Они познакомились в 1929 году, а поженились через три года – в 1932.

Михаил Булгаков строит "Мастера и Маргариту" как "роман в романе". Его действие разворачивается в двух временах: в Москве 1930-х годах, где появляется, чтобы устроить традиционный весенний бал полнолуния, сатана, и в древнем городе Ершалаиме, в котором происходит суд римского прокуратора Пилата над "бродячим философом" Иешуа. Связывает же оба сюжета современный и исторический автор романа о Понтии Пилате Мастер.

Последние годы

За 1929-1930 годы не было поставлено ни одной пьесы Булгакова, в печати не появилось ни единой его строки. Писатель обратился с письмом к Сталину с просьбой разрешить ему выехать из страны или дать возможность зарабатывать на жизнь. После этого работал в МХАТ и Большом театрах.

В 1939 году Булгаков работал над либретто "Рашель", а также над пьесой о Сталине ("Батум"). Пьеса была одобрена Сталиным, но, вопреки ожиданиям писателя, она была запрещена к печатанью и постановке.

В это время состояние здоровья Булгакова резко ухудшается. Врачи диагностируют у него гипертонический нефросклероз. Писатель продолжает употреблять морфий, прописанный ему в 1924 году, с целью снятия болевых симптомов.

Уже с февраля 1940 года друзья и родные постоянно дежурят у постели Булгакова, а 10 марта 1940 года он умер.

По Москве поползли слухи, что болезнь писателя была вызвана его оккультными занятиями - увлекшись всяческой чертовщиной, Булгаков поплатился за это своим здоровьем, и его ранняя смерть была следствием сношений Булгакова с представителями нечистой силы.

Другая версия гласила, что в последние годы жизни Булгаков вновь пристрастился к наркотикам, и те свели его в могилу. Официальной же причиной смерти писателя был назван гипертонический нефросклероз.

Гражданская панихида по писателю прошла 11 марта в здании Союза Советских писателей. На его могиле, по ходатайству его жены Булгаковой, был установлен камень, прозванный "голгофой", который ранее лежал на могиле Николая Гоголя.

Мы описали то, как развивалась болезнь Михаила Булгакова, сведшая его в могилу 10 марта 1940 года, опираясь на замечательную статью Л.И. Дворецкого “Болезнь и смерть Мастера (о болезни Михаила Булгакова)”, опубликованную в апрельском номере журнала “Клиническая нефрология” за 2010 год.

Сейчас же мы попробуем изложить диагноз Михаила Афанасьевича, который ставит ему автор статьи. Вообще, надо сказать, диагностика давно ушедших знаменитостей – это особая медицинская игра ума, в США по этому поводу даже проводят конференции, на которых каждый год диагностируют кого-то нового. В этом году, как вы, наверное, поставили диагноз героине знаменитой картины «Мир Кристины».

Но мы отвлеклись.

Свои дневники, ведшиеся на протяжении 7 лет, Елена Булгакова заканчивает с последним вздохом Михаила Афанасьевича: “10.03.1940. 16 часов. Миша умер”.

Итак, всё кончено. Несмотря на позднейшие якобы воспомнинания о результатах вскрытия, его, скорее всего – не было.

Здесь уместно привести слова М.О. Чудаковой (“…сосуды у него были, как у семидесятилетнего старика…” ) и режиссера Романа Виктюка “…я вспомнил ее (Елены Сергеевны) рассказ о том, как Булгакова лечили, кажется, от почек, а когда вскрыли, оказалось, что сердце изрешечено мельчайшими дырочками...” .

Но никаких сведений о вскрытии найти не удаётся, и вероятнее всего, причины смерти, указанные в свидетельстве – нефросклероз (замещение почечной ткани – паренхимы – соединительной тканью) и уремия – интоксикация, вызванная накоплением в крови метаболитов, которые должны были выводиться с мочой, следствие почечной недостаточности, были вписаны по справке из поликлиники.

В письме к брату писателя, Николаю Афанасьевичу, от 17.10.1960, т. е. 20 лет спустя после смерти Михаила Афанасьевича, Е.С. Булгакова сообщает: “…раз в год (обычно весной) я заставляла его проделывать всякие анализы и просвечивания. Все давало хороший результат, и единственное, что его мучило часто, – это были головные боли, но он спасался от них тройчаткой – кофеин, фенацетин, пирамидон. Но осенью 1939 г. болезнь внезапно свалила его, он ощутил резкую потерю зрения (это было в Ленинграде, куда мы поехали отдыхать)…” .

В своих дневниках Елена Сергеевна часто упоминает о головных болях Булгакова еще задолго до первых манифестаций поражения почек. 01.05.1934: “…вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин… Встретил их М.А., лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину” .

29.08.1934:“М.А. вернулся с дикой мигренью (очевидно, как всегда, Аннушка зажала еду), лег с грелкой на голове и изредка вставлял свое слово” .
Видимо, в один из таких (мигренозных?) приступов головных болей у Булгакова его застал дома главный администратор Художественного театра Ф.Н. Михальский (знаменитый Филипп Филиппович Тулумбасов из “Театрального романа”), который вспоминал: “…На диване полулежит Михаил Афанасьевич. Ноги в горячей воде, на голове и на сердце холодные компрессы. «Ну рассказывайте!». Я несколько раз повторяю рассказ и о звонке А.С. Енукидзе, и о праздничном настроении в театре. Пересилив себя, Михаил Афанасьевич поднимается. Ведь что-то надо делать. «Едем! Едем!»” .

В архиве, собранном Е.С. Булгаковой, имеется серия рецептов, документально свидетельствующих о назначении писателю лекарственных препаратов (аспирин, пирамидон, фенацетин, кодеин, кофеин),о чем в рецептурной сигнатуре так и было обозначено – “при головных болях”. Эти рецепты выписывались с завидной регулярностью лечащим врачом Захаровым, прибегавшим к тому же ко всяческим ухищрениям для “бесперебойного” обеспечения несчастного пациента этими препаратами.

Подтверждением может служить одна из его записок к жене М. Булгакова: “Глубокоуваж. Елена Сергеевна. Выписываю аспирин, кофеин и кодеин не вместе, а порознь для того, чтобы аптека не задержала выдачу приготовлением. Дадите М.А. таблетку аспирина, табл. кофеина и табл. кодеина. Ложусь я поздно. Позвоните мне. Захаров 26.04.1939” .

Булгаков с супругой незадолго до смерти

Длительное употребление анальгетических препаратов еще задолго до появления симптомов заболевания почек дает основание предполагать возможную их роль в развитии почечной патологии у М.А. Булгакова.

Вполне достойная версия. Увы, подтвердить или опровергнуть ее могло только вскрытие и качественная гистология почек. Но вскрытия не было (или данные его не попали в архивы), Мастер был кремирован и похоронен под камнем с могилы Николая Гоголя...

Впрочем, и развитие нефросклероза злоупотребление обезболивающими вполне могло подстегнуть - автор статьи справедливо об этом замечает. Кстати, тогда он еще не знал, что и биомаркеры нефросклероза, и следы морфия были

История болезни Михаила Булгакова

Михаил Булгаков предстал перед читателями и зрителями во всей полноте сорок лет спустя после смерти. С этого момента возник острый интерес не только к его творчеству, но и к биографии, тем более, что для любителей «желтизны» там есть в чем покопаться: три жены, пристрастие к морфию, особые отношения со Сталиным и т.д. На моей памяти четыре жизнеописания писателя, фундаментальных, так сказать, и множество мелких. Бесспорна трагичность писательской судьбы Булгакова, которая в финале жизни усугублялась тяжкой, безысходной болезнью…

Из анамнеза: Михаил Булгаков родился 3 мая 1892 года (в этом году исполнится 120 лет со дня рождения) в семье А.И.Булгаков и В.М.Покровской, где был старшим из семи детей. Отец умер в сорок восемь лет от «злокачественного нефросклероза», мать в возрасте 52 лет от сыпного тифа. Братья Булгакова прожили по 70 лет, две сестры дожили до 80. Одна сестра умерла в 59 лет в психиатрической клинике Новосибирска, другая в возрасте 52 лет умерла от геморрагического инсульта на фоне многолетней гипертонической болезни. Но для понимания истории болезни писателя имеет большое значение факт болезни и смерти в 1906 году его отца, Афанасия Ивановича Булгакова. С весны 1906 года он, по воспоминаниям современников, стал ощущать какое-то «подозрительное недомогание», проболел все лето, а в сентябре у него резко ухудшилось зрение, появилась выраженная слабость, мышечные боли и т.д. Его начали лечить от болезни глаз и, вероятно, лишь на этом этапе было произведено исследование мочи, после чего все внимание киевских и приглашенных московских врачей сосредоточилось на них. В это время в доме Булгаковых появился доктор И.П.Воскресенский, который участвовал в лечении А.И. Булгакова, а позднее лечил от наркотической зависимости и самого писателя. Эффекта от тогдашнего знахарского лечения, конечно, не было никакого, и 14 марта 1906 года А.И.Булгаков умер при явлениях почечной недостаточности. Мне известен подобный пример: болезнь выдающего российского философа В.С.Соловьева, да и о болезни императора Александра III нельзя забывать. Ничего казуистического в этом нет.

Следующий эпизод в истории жизни М.Булгакова связан с его пристрастием к морфию в 1917-18 гг., но этот эпизод если имеет отношение к обсуждаемой теме, то косвенное. В начале 1920 года Булгаков перенес тяжело протекавший возвратный тиф, в 1923 году какое-то время лечится от «ревматизма», в 1924 году его консультирует, а затем оперирует по поводу «хронического аппендицита» виднейший российский хирург А.В.Мартынов. До 1929 года здоровье Булгакова никаких опасений не внушает. Трижды за восемь лет он отдыхает в Крыму (Коктебель, Мисхор, Судак, Алупка, Феодосия, Ялта). Летом - дача (очень любил купаться), зимой - лыжи и бильярд.

Надо, ради справедливости, отметить, что в Булгакове сочетались удивительным образом противоречивые качества. С одной стороны - тревожная, достигающая степени ипохондрии, забота о своем здоровье: Булгаков любил посещать аптеку, где «он закупал лекарства обстоятельно, вдумчиво», охотно ходил к врачам, был болезненно брезглив, всю жизнь боялся болезни почек. Своему другу, С.Ермолинскому он говорил: «…каждый человек должен быть врачом в том смысле, чтобы настороженно относиться ко всем незримым врагам. Их миллионы!», «Имей в виду, самая подлая болезнь - почки. Она подкрадывается как вор, исподтишка, не подавая никаких болевых сигналов, именно так чаще всего. Поэтому, если бы я был начальником всех милиций, я бы заменил паспорта предъявлением анализа мочи, на основании коего и ставил бы штамп о прописке». О Булгакове можно было сказать словами Н.Бердяева: «Я боюсь именно болезней, заразы, всегда представляю себе дурной исход болезни. Я - человек мнительный». Однако, при этом Булгаков много курил, любил плотно поесть, мог просидеть в застолье до пяти утра. Он хотел выглядеть респектабельно, что никак не предполагает туристических походов. Комфортабельная квартира, санаторий, такси, сидячий образ жизни, тем более что у Булгакова временами развивалась боязнь открытого пространства. Трудно назвать такой образ жизни, да к тому же на фоне жестокого многолетнего стресса, здоровым. Не буду касаться травли, запретов, снятия пьес, отказа в выезде за границу. Какое железное здоровье надо иметь, что бы вынести все это. Это ведь не теперешняя трепотня - Г.Ягода это вам не М. Швыдкой!

…Булгаков начинает сдавать. С 1930 года все чаще и чаще писатель начинает жаловаться на головную боль, бессонницу, творческую непродуктивность, быструю утомляемость. В течение 3-х лет головная боль преследует писателя неотступно. В 1933 году Булгаков обращается к приват-доценту Н.Л.Блументалю, известному московскому терапевту, ответственному секретарю журнала «Советская клиника», «насчет почек». Как писала Е.С Булгакова: «Но говорят все в порядке». В конце 1933 года головная боль у М.Булгакова учащается, присоединяется боль в груди. Михаил Афанасьевич в это время лечится у частных московских врачей: Н.Л. Блументаля, М.Л. Шапиро, Я.П. Полонского, А.И. Берга. Они находят у Булгаков сильное переутомление, но говорят, что «сердце в порядке». Не устаю задавать себе вопрос: а кто-нибудь хотя бы раз измерил у Булгакова артериальное давление? После отказа Булгаковым в поездке за границу состояние писателя ухудшается: появляется страх смерти, одиночества, пространства. Часто в дневнике Е.С.Булгаковой появляется запись: «М.А. вернулся с дикой мигренью». 24 октября 1934 года по совету друга писателя, видного советского нейрохирурга, Андрея Андреевича Арендта было начато лечение гипнозом, после которого страх у Булгакова исчез, настроение становилось ровным, бодрым, повышалась работоспособность. Писатель был внушаемым человеком! Но затем опять: «мигрень», «приведен из театра с головной болью», «упорная головная боль». Все чаще Булгаков прибегает к помощи пирамидона, «тройчатки», грелкам на голову. Вот пример врачебного заключения того времени: «22.05.1934. Сего числа мною установлено, что у М.А.Булгакова имеется резкое истощение нервной системы с явлениями психастении, вследствие чего ему предписаны покой, постельный режим и медикаментозное лечение. Тов. Булгаков может приступить к работе через 4-5 дней». Справка подписана врачом А.Л. Иверовым. Алексей Люцианович Иверов , начиная с 1923 года, почти сорок лет был врачом МХАТ. В этом же году Булгаков ездил в Ленинград, к некоему доктору Полонскому лечиться «электризацией», а в Москве его пользует гипнозом уже упомянутый доктор Берг. В марте 1938 года Булгакова консультирует невропатолог Цейтлин - «одолели головные боли». Булгакову всегда помогала «тройчатка» - кофеин, фенацетин, пирамидон. Судя по всему, он прибегал к ней часто. Ежегодно, весной Булгаков делает анализы крови, мочи, рентгеноскопию грудной клетки, систематически обращается к терапевтам и невропатологам. И, тем не менее, беда пришла оттуда, откуда он и ждал ее всю жизнь…

Эта история уже стала хрестоматийной: резкое ухудшение состояния Булгакова произошло в 1939 году, после крушения надежд на постановку его пьесы «Батум», которая, как он рассчитывал, сможет наладить его отношения с Советской властью… В сентябре 1939 года во время пребывания в Ленинграде Булгаков ощутил резкое ухудшение зрения. Примечательно, что первый эпизод произошел еще до этой поездки, которая считается началом катастрофы. Булгаков перестал различать вывески на другой стороне Невского проспекта, причем обоими глазами! 12 сентября его осматривает известный ленинградский профессор, опытный клиницист-офтальмолог, Николай Иванович Андогский (1869-1839). Он обнаружил снижение зрения до 0,5 D справа и 0,8 D слева, пресбиопию, «явления воспаления зрительных нервов с участием окружающ ей сетчатки в обоих глазах, более значительно справа, менее значительно - слева», расширение и извитость сосудов. Назначения Андогского скромны: очки для близи и три столовых ложки хлористого кальция, а вот прогноз - грозный: «Ваше дело плохо, поезжайте немедленно в Москву и обязательно сдайте анализ мочи»- якобы сказал профессор (умерший через месяц!) Булгакову. Уже 16 сентября Булгаков сдает анализ мочи: вроде бы и неплохо - у.в. - 1016, лейкоциты 2-4, но 10 гиалиновых цилиндров (!) и единичные зернистые. В Москве же, судя по всему, 20 сентября у Булгакова впервые в жизни измерили артериальное давление. Оно оказалось…205/120 мм рт. ст.! У Булгаков появляется постоянный лечащий врач, некий доктор Захаров, который начинает пользовать писателя пиявками. М.А. Булгакова осматривает профессор, один из первых руководителей глазной клиники МОНИКИ, В.П.Страхов. 28 сентября 1939 года он констатирует, что у Булгакова неврит зрительного нерва с двух сторон, имеются кровоизлияния и «белые пятна» на глазном дне. Острота зрения уже 0,2 D с двух сторон! Пиявки, капли пилокарпина и дионина… Ретинопатия сетчатки, характерная для тяжелой гипертензии, говоря современным языком. 2 октября Булгакову делают пробу Зимницкого: у.в. 1009,1006,1007,1007. Изостенурия очевидна. В крови небольшой лейкоцитоз, уровень гемоглобина 78%, СОЭ-7 мм/час. Остаточный азот (по нормам того времени 20-40 мг%) был у Булгакова 81,6мг%, спустя неделю 64,8мг%, еще спустя неделю 43,2 мг%. Непонятно, каким образом (ограничение белка?) было достигнуто снижение в два раза? Когда прояснилось, что у Булгакова болезнь почек, к нему пригласили профессора Мирона Семеновича Вовси, выдающегося советского терапевта и нефролога. Вовси допустил деонтологическую бестактность, сказав, что Булгакову остается жить не больше трех дней, а писатель прожил шесть месяцев! У писателя оставался постоянно низкий удельный вес мочи (1009-1020), протеинурия, редкие эритроциты, до 40 гиалиновых цилиндров в поле зрения. Белок в конце жизни достигал цифры 6,6 %. Булгакова пытались «размочить», ему назначали ртутный диуретик «Салирган», теофиллин (5%), виннокаменную кислоту и лимоннокислый натрий. Остаточный азот неуклонно рос и достиг уровня 96 мг%, креатинин увеличился до 3,6 мг% (тогдашняя норма - 3,6 мг%). Магнезия, «тройчатка», пиявки, кровопускания, диета. Вот и все, чем могли ему в то время помочь. Его направляют в «кремлевский» санаторий в Барвихе (где позже лечился от инфаркта С.М.Эйзенштейн и умер от саркомы средостения А.Н.Толстой) и лечат режимом и диетой. Уж в конце 1939 года Булгаков подводит черту под своими отношениями с врачами: « … к концу жизни пришлось испытать еще одно разочарование - во врачах-терапевтах. Не назову их убийцами,…но гастролерами, халтурщиками и бездарностями охотно назову. Есть исключения, конечно, но как они редки! Да и что могут помочь эти исключения, если от таких недугов, как мой, у аллопатов не только нет никаких средств, но и самого недуга они, порой, не могут распознать».
Сам врач, Булгаков еще со времен работы над биографией Мольера, видимо, начал саркастично относится к лекарям любого ранга! 3 февраля 1940 года Булгакова консультирует заведующий кафедрой факультетской терапии I ММИ, лечащий врач Сталина, Владимир Никитович Виноградов (позже он не смог вылечить С.П.Королева от мерцательной аритмии). Режим, диета, ограничение жидкости, папаверин, «миоспазмоль», ванны, микстура с хлоралгидратом, глазные капли. Не надо быть «светилом», что бы додуматься до этого! Спустя две недели у Булгакова появилась симптоматика левожелудочковой недостаточности и ему назначают сердечные гликозиды, еще спустя неделю у врача М.Росселова от посещения Булгакова «впечатление предуремического состоянии». Ужасает врачебная беспомощность: пирамидон, пиявки, еще какая-то терапевтическая дребедень. Между тем, Булгакова кроме врачебной мелкоты (Аксенов,Захаров, Жадовский, П.Н.Покровский, М.М.Покровский,М.Л.Шапиро, В.П.Успенский, М.П.Манюкова и т.д.) консультировали и тогдашние корифеи: профессора-терапевты Д.А.Бурмин, М.П.Кончаловский, А.А.Герке, С.О. Бадылькес кремлевский терапевт Л.Г.Левин , известный тогда невролог Ф. Д. Забугин (1884-1972), кремлевский офтальмолог М.М.Авербах, начинающие светила М.Ю.Раппопорт (невролог), А.М.Дамир (терапевт) и другие (не всех вспомнила Е.С.Булгакова). Но это не помогло, да и по правде сказать - давление ни разу до 1939 года не измерили в стране, открывшей «тоны Короткова»!

О чем может идти речь в случае М.А.Булгакова? По моему мнению, можно предполагать наличие у писателя:

1) Злокачественной гипертонии (болезни отца и сестры);

2) Хронической почечной патологии (врожденного поликистоза почек, фибромускулярной дисплазии?);

В последнее время (Л.И.Дворецикй, 2010) предлагается оригинальная, хотя и небесспорная версия о наличии у писателя анальгетической нефропатии с развитием терминальной ХПН. Тут сразу возникает вопрос: при алкогольном циррозе печени невозможно назвать критичную массу выпитого для его формирования, а при анальгетической нефропатии сколько нужно принимать анальгетиков чтобы она проявилась? Ссылка на то, что Булгаков был внушаемым человеком, у которого однажды уже развивалась зависимость, не слишком уместны, ведь начал то он принимать анальгетики в тот период, когда на фоне преследований конца 20-х-начала 30-х гг. вполне могла манифестироваться гипертоническая болезнь, которую нелюбимые им аллопаты попросту говоря, проморгали. Прав был профессор Преображенский в своей нелюбви к российскому пролетариату!

Николай Ларинский, 1998-2012